Когда Самгин очнулся, — за окном, в
молочном тумане, таяло серебряное солнце, на столе сиял самовар, высоко и кудряво вздымалась струйка пара, перед самоваром сидел, с газетой в руках, брат. Голова его по-солдатски гладко острижена, красноватые щеки обросли купеческой бородой; на нем крахмаленная рубаха без галстука, синие подтяжки и необыкновенно пестрые брюки.
На синей скатерти моря, в
молочном тумане дали, скользит бесшумно, точно тень облака, белый пароход.
Бабушка оглянула местность: впереди за горою виднелись кресты курских церквей, а влеве плыла сонная Тускарь, и правый берег ее, заросший мелкою ивой, тонул в редком
молочном тумане.
Неточные совпадения
Молочный, густой
туман лежал над городом.
Однажды в ясную солнечную погоду я видел, как с моря надвигалась стена
тумана совершенно белого,
молочного цвета; походило на то, как будто с неба на землю опустился белый занавес.
Вечер. Легкий
туман. Небо задернуто золотисто-молочной тканью, и не видно: что там — дальше, выше. Древние знали, что там их величайший, скучающий скептик — Бог. Мы знаем, что там хрустально-синее, голое, непристойное ничто. Я теперь не знаю, что там я слишком много узнал. Знание, абсолютно уверенное в том, что оно безошибочно, — это вера. У меня была твердая вера в себя, я верил, что знаю в себе все. И вот —
Но изумление его приняло гораздо большие размеры, когда при первом слове, к ней обращенном, она вдруг поднялась, оттолкнула предложенную руку и, выбежав на улицу, чрез несколько мгновений исчезла в
молочной мгле
тумана, столь свойственного шварцвальдскому климату в первые осенние дни.
И когда Сердюков очнулся, то ему показалось, что он не спал, а только думал упорно и беспорядочно об этих вещах. На дворе уже начиналось утро. В
тумане по-прежнему нельзя было ничего разобрать, но он был уже белого,
молочного цвета и медленно колебался, как тяжелая, готовая подняться занавесь.
Как будто подул ветер и подвинулся
туман — уже нет больше
молочной белизны. Откуда-то проникло солнце. Но все еще видна только скамья.
Туман все сгущался, и когда «Коршун» вышел с рейда, то очутился, словно, в
молочной бездне, сырой и непроницаемой. В нескольких шагах ничего не было видно. Только слышался всплеск рассекаемой воды да мерное постукивание машины.
Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности
молочного моря
тумана.